Он проснулся среди ночи. Еле различимые силуэты предметов, окружающих эту угрюмую комнату. Все тот же запах сырости и уходящего дня. За окном туман. Во рту было ощущение недопитого чая. Ему захотелось курить. Привычным жестом протягивая руку ко столу, прикасаясь к дешевой пачке сигарет. Он пытался не думать ни о чем. Вчера она ушла. А сегодня, сидя на разваленном диване, обнимаясь с одиночеством, он закуривает сигарету и в его сознании звучит их любимая песня. Музыка. Это единственное, что помогало жить. Это единственное, что помогало забыться, спастись, убежать и рождать, любить, стеречь, в содрогании биться и ждать. Очнулся от мыслей, когда почувствовал, что пепел обжигает рот. Сваленный в яму мусор. Раздавленный слюной оптимизм. Ты открываешь двери…

 

Оно сидело на стуле. Молчало. Докуривало сигарету. Нетрезвым взглядом оно угадывало некий форум в углу монитора. Темно. Оно берет еще одну сигарету и шарит рукой в поисках прикурить. Не находится. Не получается. Молчит. Тихо высыхает мозг. Читает – трезвеет. Из деревянных колонок доносится лепет Егора Летова «Все как у людей». Завтра на работу. Но мысли все только о ней, ее руках, глазах и словах. Оно навсегда запомнит их. Впрочем, возможно, и забудет. Когда умрет. Смерть прощает все, но только не обиду. Обида будет жить в сердце. Оно потягивается – уже поздно. Поздно для того, чтобы вернуться в завтра. Думает. Оно нашло от чего прикурить. Прикуривает. Оно не двигается. Воображение направлено прямо в экран. Оно отражается в нем. Оно тихо сопит и тянется к кнопке выключения. Конец.

 

Девушка сидела и ждала. Ждала победного конца. Победного выстрела. Ждала удушья. Ждала примирения. Рассвета не будет, подумала она. Просыпалась ночью трижды. Посапывала во сне, дергала ногами. Проснулась раз, чтобы укутаться потеплее. Проснулась два, чтобы согреть талый лед в душе. Проснулась три, чтобы не засыпать больше. Она ждала рассвета. Она ждала Его. Он не вернется, потому что он слаб. Она не вернется, потому что сильна. В ее сознании звучит их любимая песня. «Музыка нас связала, теперь она будет причинять боль», - думала девушка. То будет сладкая боль. Ждала рассвет.

 

Оно встало с постели. Туалетная пауза вещего сна. Опрокинутое на пол одеяло. Спущенная вниз фантазия. И возвращение к забытому пафосу. Оно сидело в нем, ломая изнутри. Оно вылезало наружу, чтобы ломать других. Оно было сильнее его. Оно было громче всех. Она встала с постели. Светло как днем. Темно для Сибири. Пугающая ночь открывала двери. Она дала ему право на жизнь. Она вынудила его умереть.

 

Оно давно живет, оно давно живо, иногда кажется, что слишком давно, но разве есть имя у вечных снов? Оно любит, оно верит, оно способно ликовать и плакать. Оно бьется о стену в попытке познания других, оно режет вены и прижигает окурками бренную плоть – в надежде добиться контроля над болью, оно скрипит сапогами рядом с твоим окном – оно надеется, что ты сможешь найти в себе силы для того, чтобы встать с теплого дивана и отодвинуть защелку. Оно не является никем, но оно – существует. Оно пахнет и разговаривает, оно представляется под разными углами, выясняя лучшую точку для нападения, оно не добро и оно не зло, ведь эти понятия так несущественны. Оно здесь и сейчас, рядом с тобой, смотрит хитрым взглядом в область твоего сердца. Оно побеждено – оно непобедимо. Оно было всегда и неважно чью жизнь оно избрало для достижения своих целей. Оно – это ты, оно – это я.

 

Чай давно остыл, а девушка сидела, засмотревшись в окно, замечтавшись. Она жила где-то там, в своем маленьком мире. Но в ее глазах всегда была жизнь. Немного отрешенный, слегка откровенный… Взгляд… Она сидела в одном свитере, одетом на голое тело. Острые дыры. Насквозь. Пронзающая немощность. Дома никого. В комнате приятный хаос. Только подумать. Так хочется ей. Она никогда не станет такими, как ОНИ. Взяла свою чашку и сделала два глотка. Это был ее завтрак, обед и ужин. Может быть что-то еще? Быть может… Также осторожно, но уверенно она встала, оставив чашку на месте и тепло на табурете. Переполненная безграничным эхом голосов внутри себя она подошла к старенькому магнитофону и врубила на всю Гражданскую Оборону. «Сумасшедших и смешных», - кричала девушка. А что соседи! Она живет в мире чувств, в мире эмоций. Натянула старые джинсы. Свитер переодевать не стала. Тертые джинсы, старый свитер, поношенная обувь, пальто и рюкзак. Запах прелюдии. Вкус победы. Ощущение праздника. Чувство скорби. Она мчалась по свету. Блуждающая Леди поехала на Арбат.

 

Он встал с пола. С того места, где ему пришлось забыться, где ему пришлось уснуть. Оно встало вместе с ним. Он неуверенно открыл глаза. Быть может пришел новый день? Бескрайнее сомнение. Безнадега. Он натянул на себя свои любимые штаны камуфляжной расцветки. В душе еще продолжалась война. Давно изжившее тело принялось рыться в задних карманах брюк. Сигарет не осталось. Не комната, а кладбище отслуживших свое вещей. Оделся. Кое-как. Что было силы, заставил свое тело убраться на улицу. Ветер засыпал снегом его глупую голову. Безмятежность. Тишина. Не для него. Бестактная попытка разбудить кого-то. Война слов. Потоки возражения и отрицания. Самого себя, собственных их. Добрел до магазина. Жестоко висела табличка «обед», провоцируя на вырывающееся «бля». Поехал на Арбат.

 

Он шел по улице, не замечая прохожих. Она шла сзади, не замечая его. Он сделал свой шаг в сторону поворота. Она сделала шаг – свернула за угол. Он пел им песни. Она слушала молча. Он смотрел на небо – такое же, как раньше. Она смотрела на людей – такие же, как раньше. Они пили пиво. Они стояли рядом. Она играла на гитаре. Он слушал песни. Он забыл про время. Она не думала о боли. Они были на грани. Холодный ветер дул в спину.

 

Он не видел ничего впереди – он и не смотрел туда. Никогда. Зачем смотреть туда, когда так мало времени для того, чтобы посмотреть по сторонам, для того, чтобы увидеть отражение себя. Много разных отражений, с каждым лучом света происходит новое преломление. Она знала его, возможно, даже чувствовала его страхи. Она любили колоть больно. Как и он. Они не обижались друг на друга, они знали – это необходимо. Они оба были детьми. Детьми прошедшего времени, героями познанных себя. Но что дало им их наполненное молчание?.. Он был несвободен от боли, она – тоже. Они никогда не смогли бы уйти от нее, потому что боль была их сутью. О, они любили делать больно – себе и другим, они искали в этом оправдание своего существования. Мало кто мог понять их, возможно потому, что они были другие, слишком другие, чтобы сгибаться от холодного ветра, дующего в спину, слишком другие для определения слова «уют» и «ежедневное счастье». Они не родились такими. Такими они стали. Ни он, ни она не знают – наказание ли это или же дар. Впрочем, им все равно. Разум их давно перешел в состояние постоянного полета. Может быть, что они улетели далеко, слишком далеко, но оба знают – им никогда уже не вернуться. Каждый из них по-своему один, но слово «одиночество» для них не временное помешательство, в одиночестве они пройдут через всю свою жизнь, чтобы однажды встретить новый день в благословленной прочими петле. Он борется со всеми, борьба его бессмысленна и обречена. Она борется с собой, но ее война тоже проиграна и она знает это.

 

Она бросила ожидание ему на плечи. Она не прощалась с ним. Он нежно накинул на нее вуаль сомнений. Он не простился с ней. Она ждала резких слов и быстрых полетов. Он был устремлен к полету фантазий. Она зародила в нем надежду на завтра. Она оставила ему букет первооткрытий. Он перевернул ее с ног на голову. Он заставил ее приоткрыть дверь. И только каменная стена мешала. Он стал смотреть по сторонам. Времени не так уж и мало, чтобы увидеть себя. Но кругом были стены. Кто-то прикасался к ним. Всего лишь прикасался. Нежно, оставляя дрожь на спине, грубо, загоняя в угол, порождая шершавую обиду. Кто-то бил кулаком, доставляя лишнюю головную боль. А кто-то разбирал по кирпичику, доставляя адские мучения на путях анализа. Все было готово, чтобы встретить новый день. И даже чай не успел остыть.

 

Он снова влюблен. Она по-прежнему ждет его. Он научился убивать, убивать свое прошлое. Для него – это новое, непознанное и опасное. Это манит его, как и всегда манило… Неизвестность… Ожидание вечера, а не 4-ех часов два года. Он любит рассуждать, он любит думать, он не просит прощения своих грехов – он прощает их сам себе, медленно и верно, сдавленно и прочно. Она ждет сомнений в его душе, ждет трещины, которая позволит ей стать для него тем, чего, как ей кажется, ему не хватает, но все меняется – время идет. Он стал старше, он принял свой эгоизм и пытается его опровергнуть, но не перед другими – перед самим собой. Он не ждет и не выжидает – он растет вверх. Он пишет про новое время, про нового себя – про повзрослевшего себя. Она и Он. Они упиваются своим прошлым, но лишь для того, чтобы простить его в себе. У него получается.

 

Снова этот сон. Господи, за что? Как она устала от этих сновидений! Сегодня, впрочем также как и вчера, - он! Угрызения совести. Осколки веры. Собрать воедино или разобрать? Так что первее появилось: яйцо или курица? Глупо было думать о любви, как о предрассудке! Скомкать и выбросить в мусорное ведро. В силах? В силах справиться с собой? Выбор всегда был, только заметить его составляет труда. Огонь – сжигающий все. Вода – бурлящая вечно. Место для шага вперед будет. Надо только шагнуть, не побоявшись больно упасть. Но каждый раз, переступая порог, мы становимся ближе к себе. Спать неравнодушно. Спать колко. Страх закрыть глаза. Страх остановиться. Страх предостеречь. Страх выбора. Запятнанная кровью простыня сохранила сегодня.

 

Умыла глаза. Протерла лицо. Открыла дверь. Вышла из ванны. Села на стул.

- А почему у тебя нет девушки? – Рука потянулась за сигаретой.

- Девушки нет, потому что… Да, не важно…

- Извини, если обидела. – Скрипучий стул нарушал тишину. Самозабвенно. Стук сердца и часов. И пустота.

Им овладел гнев. Он резким движением смахнул блюдце со стола. Вдребезги.

- Давай! Иди! И больше никогда не затрагивай тему о чувствах. Ты не знаешь, что такое терять друга и смотреть смерти в глаза. Радуйся! Тебе повезло! – Вздох облегчения и упертого «я».

- Ты глупый! Я не собираюсь радоваться за чужое горе. – Она уставила свой взгляд в пол. – А друзей не теряю, потому что у меня их нет. И не меняй тему. Смерть – одно, любовь – другое, хоть и неразрывно связаны.

- Потерять друга – это его похоронить в прямом смысле. – Гнев его сменился робкой улыбкой. – Знаешь какие это чувства?.. Видимо ни хера ты не понимаешь! А жалко.

- Я не понимаю? Да, может быть и не понимаю. Мне не доводилось такого пережить. Но я смотрела смерти в глаза и…

- И… Что? Кстати в дуло пистолета не заглядывала? Хочешь попробовать? Не советую! Давай закроем тему!

- Хочу заглянуть! Тема не закрыта, - продолжая повышать голос, сказала она.

- А будешь заглядывать, убедись, что он разряжен, и никто не нажмет на курок.

- Знаешь, иногда хочется самой зарядить и нажать на курок.

- Сможешь на курок нажать? Нажмешь – дашь слабину. А ты хочешь быть сильной… И одного желания мало!

 

Только тишина теперь сопротивлялась сердцу. Только пустота сейчас останавливала шаг. Только сквозняки заметали глупость. Только бил озноб. В душе мела метель. Недавно он убил в ней страх. Но не до конца. Не до победного конца. Он все еще живет в ее сердце. Он будто поселился там, не желая выползать. Таким же способом, как он убил в ней страх тогда, она решила убить его сейчас. В ее мозгах рождались мысли, и если бы в ее руках был блокнот, она бы оформила их корявым почерком красивой маленькой руки:

 

 

 

Несформировавшаяся жалкая ничтожная личность, ищущая себя через кого-то еще. Путем отбора, путем содроганий и страха, путем забивания в угол и резкого всплеска накопившихся в глубинах эмоций. Она думала только о себе. Она выбирала осторожно их. Она отождествляла с неземным. Она отбрасывала тень. Все еще… Но она еще знала любовь. Она была ею. «Есть одна любовь – та, что здесь и сейчас. Есть другая – та, что всегда», - говорила она себе. Шла смело на вызов. Не оборачивалась на комплексы. Играла с судьбою, играла с собой. ОНИ поглядывали за нею в приоткрытую щель двери. ОНИ видели ее. Она видела ИХ смех. Но был лишь табурет. На нем лежал блокнот. Девушка чувствовала свой порыв сильнее, чем себя. А что она, когда и не было ее.

 

Возможно все могло быть и по-другому… Он приехал на то место, до которого провожал ее каждый раз, приехал, постоял с полчаса, скурил пачку сигарет, одну за другой. Это походило на самоистязание, так как это место вызывало воспоминания, причиняло неимоверную боль, но одновременно оно вселяло какую-то слабую надежду на продолжение банкета… Он приехал туда по старой памяти, можно сказать по привычке, этот маршрут стал для него повседневным, он ездил по нему в течение слишком долгого времени. Курил… Вспоминал… Добро и зло, хорошее и плохое, то, что он делал с ней… Боль, боль пронзала его с головы до ног, она исходила из сердца, возможно разбитого, возможно, просто истерзанного острыми лезвиями своих переживаний и своей же глупости… Он стоял и думал о том, что он просто так не сдастся, он будет жить… Докурив последнюю сигарету, он огляделся по сторонам, справа выстроилась длинная очередь на автобус, слева – на маршрутку… «Все как всегда», - подумал он. Только ее нет рядом, и я не стою в этой очереди с ней… Господи, как же больно… Он в последний раз посмотрел на эту толпу, сплюнул и направился к метро, чтобы через некоторое время оказаться дома… Его даже не тянуло в ближайший ларек за бутылкой пива или банкой коктейля… Не хотелось «напиться и забыться», он оставался наедине с собой и своей болью, даже когда встречался с друзьями, до приезда на «место»… Он замкнулся в себе, хотя понимал, что нельзя зацикливаться на своей боли, на переживаниях. Надо было что-то делать. Он сел в вагон, открыл книгу и поехал к дому. Дома тоже все напоминало ему о ней, каждая мелочь, и он не жалел об этом, не собирался выкидывать фотографии или записки, он НАДЕЯЛСЯ. С момента расставания он перестал есть, спать, как хирург, он ковырялся в себе, разрывал тонкую материю, выпускал наружу свою боль и пытался справиться с ней. Иногда, на некоторое время, боль прекращалась, но чаще начинало болеть сердце. Пил таблетки, отпускало, потом опять. И так день за днем. Для нее его больше не существовало. Он собирался жить дальше, с надеждой на ее возвращение. Он менялся. Но кроме него этого никто пока не замечал. Он курил одну за другой и думал о ней.

 

Когда-то он любил Арбат, когда-то он любил людей, когда-то очень давно он часто играл им песни, но потом все изменилось, потом, когда он понял, что одиночество – единственный выход для него. "Свято место не бывает в пустоте", – эти слова всегда звучали в его глупой голове. Безыдейная, веская реальность поражала глубиной своей ненависти и скупости фантазий живущих здесь. Он ненавидит их, тех, кто дал ему имя, тех, кто надел на него коренные комплексы и приобретенные мотивы. Своею горькой ненавистью он наполнил свои слова, слова и стихи. Он не верит, что все изменится, но знает точно, что может дать кому-то что-то более верное, чем газ на кухне или обильно напомаженные тапочки. Он встречает свой новый день без страха и сомнения, встречает, чтобы закончить его и не подводить итогов. Ему плевать, что он останется непонятым многими, в его молитве строка, в ней нет слов, лишь имена, имена тех, кого он встретил на своем пути и кого еще встретит. Познав себя, он сошел с ума, запечатлев свою юность на куске прошлогоднего картона. Он отказался от смерти.

 

Он сидел и курил. Сердце не выдерживало таких нагрузок и постоянно давало о себе знать. «Как же херово», - подумал он. Никогда он не думал, что будет так переживать из-за потери, никогда не мог подумать, что эта потеря будет такой нелепой и неожиданной. Кончились сигареты. Накинул куртку на плечи и пошел в ночной магазин. Сигарет, которые он курил, там не оказалось, пришлось взять другую отраву. Постоял на улице десять минут, покурил, снег падал на его волосы и скоро они намокли. Вернулся домой. Валидол под язык и на один час забывал о боли в сердце. Странно, ведь у него всегда было здоровое сердце, ну или почти здоровое. В голове крутился какой-то бред, который так и просился на бумагу, но не было сил даже взять ручку. Прошел еще один день без нее, становилось все хуже и хуже. Встреча с друзьями никак не помогла, они стояли и пили, а ему становилось только хуже. Он вспоминал, как ездил туда с ней. «Зачем она это сделала, почему?» – думал он. Он не знал ответ. Он сам переступил ту пограничную черту между любовью и ненавистью. Он сам был виноват, и он осознавал это. Ему становилось еще больнее. «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Так оно и было. Только не было слез. Когда стало чуть легче, попытался перенести свои мысли на бумагу, только из этого ничего не получилось. «Потерял навык», - подумал он. Боль не проходила, становилась сильнее. Сжигала душу. Он прекрасно знал, что жизнь не кончилась, что надо жить дальше. Все друзья говорили ему, что надо нажраться и забыть ее, подцепить другую девчонку. Он наплевал на их советы, ему не хотелось других, не хотелось нажираться, ничего не хотелось. Только к ней. И справиться с болью. Еще одна сигарета. «Она вернется», - утешал он себя. Но надежда была слабой, а боль сильной. Он всегда был сильным человеком, только с ней он позволял себе слабость. Боль закаляет душу. Или убивает. Никогда не было ему так больно, как в эти дни. «Я справлюсь», - говорил он себе. Он сам начинал в это верить. Мучился, но верил в свои силы. «Еще одну сигарету, и все, брошу», - говорил он. Но это единственное, что осталось у него. К выпивке почему-то больше не тянуло, просто как отрезало такое желание. «Странно», - подумал он. Раньше я бы обязательно решил напиться в такой ситуации. Он врал себе, не осознавая этого. Раньше у него не было таких ситуаций. Он сам бросал. Его тоже несколько раз бросали, но в тех случаях просто не было любви. Любовь – самое сильное и самое страшное чувство. Оно может поднять человека на небеса и потом бросить обратно на землю, разбив вдребезги. Он жил только любовью к ней и болью утраты. Самое странное, что ему не хотелось жить. Раньше его посещали мысли о самоубийстве, а теперь их не было. Странно. Он НАДЕЯЛСЯ. Надеялся, что она вернется, что она поймет, как он изменился. Говорят, надежда – глупое чувство. Он так не считал. Она дала ему надежду. Только зачем и почему? Было бы логично предположить, что если она ушла, то она не вернется. Он шел против логики. Любовь и боль. Любовь и боль. Он подошел к зеркалу и подумал: «Ну как такого можно любить?» Она говорила, что любила его. Он верил ей, верил безгранично. И сам любил. Это была самая сильная, ни на что не похожая любовь. Любовь к той ЕДИНСТВЕННОЙ, с которой можно провести всю жизнь и не смотреть на других. Он вспомнил ее красивое, сильное, но нежное тело, ее тонкие руки, ее горячие губы. Ему стало еще больней. Еще одна сигарета. Надо было что-то делать. Либо с собой, либо… Непонятно что. Мыслей и планов было море, но они все переплетались с ней. Он никого никогда не любил так, как ее. Она ушла. Интересно, любит ли она его? Может она тоже переживает. У него нет сил даже позвонить ей. Сказать все, что накопилось в душе. Он знал, что она или просто не возьмет трубку, или положит ее после нескольких слов. Как же ему не хватало ее голоса. Ее самой. Ее ласки и тепла, ее поддержки, да просто ее слов. Он опять закурил. Не хотел, но рука сама потянулась к пачке. Посмотрел на ее фотографию. На ИХ фотографию. В который раз понял, что не сможет жить без нее. Может не все еще потеряно? Опять резануло сердце. Он быстро затушил сигарету и закинул таблетку под язык. Лег на кровать. Вспомнил, как она засыпала рядом с ним, в этой квартире, на этой кровати. Опять стало мучительно больно. Еще одна сигарета. Еще один день без нее. Силы покидали его, но он держался. «Доживем до понедельника», - вспомнилось ему.

 

Прошла ночь. Сон не помог справиться с болью. Ему снилось, что он был с ней, ему снилось, что она спала рядом. И когда он проснулся, ему стало больно от сознания, что это не так. Где она сейчас? С кем она? Кому дарит свою любовь? Бред! Написал ей смс – без ответа. Он и не ожидал ответа. Он писал еще и еще. В пустоту. Снова закурил. Взял в руки гитару и начал творить. Вроде бы получалось, но даже музыка отдавала горечью и болью воспоминаний. «Какой же я дурак!» – продолжал он винить себя. Он слишком часто делал ей больно. Необдуманными поступками, словами… По глупости, не специально, но все равно делал, а она не могла забыть и простить. Иногда и она причиняла ему боль, но он прощал. Он знал, что это защитная реакция. Даже если он не делал ей ничего плохого, она по привычке ждала от него гадостей и делала ему больно. Наверно, чтобы он не успел сделать это первым. А он потом мучался, думая в чем же он виноват. Это было раньше. «Теперь я другой», - снова и снова повторял он про себя. Он просто безумно ее любил.

 

Шли дни, недели. Наконец, уставший от боли, сидя и ожидая ее звонка, подумал: «Если не звонит, значит ей без меня лучше… Тогда пусть так и будет!»

 

Жалость к себе переросла все – уважение к себе, уважение к другим. Он писал и не думал. Он писал для того, чтобы поделиться своей болью. Но он и не думал о том, что это на хуй никому не нужно. Он заливался горькими крокодиловыми слезами, не веря в то, что кому-то на это плевать. Он привык, что кто-то пожалеет его. Да ему, в общем, все равно. Он давно потерял грань мыслимого и дозволенного. Почему? Да просто потому, что он не знал ее никогда. Эту грань. Он поплакал и после написал смс, ответа не было. Он снова поплакал – не помогло. Он открыл пару контактов аськи и написал туда – результат ноль. Он не видит ничего, кроме своего отражения в зеркале. Он к этому привык. Возможно он хотел бы измениться. Где-то в глубине своей души. Но у него не получается по одной простой причине – он слишком любит себя. Он встал и покурил. Снова лег. Как же ему себя жалко. Кажется даже слезы наворачиваются. На самом деле это лишь видимость – он просто желает, чтобы его прижали поближе и посочувствовали его большому горю. Ему невдомек, что существуют люди, что люди живут и хотят продолжаться, что существует такое понятие, как прогресс. Ему и не хочется этого знать, ведь он так доволен собой. Да, ОН – король, и если надо, он скажет об этом. Но пока он всего лишь обиженный «жизнью» весок, якобы простреленный кем-то.

 

Часть 2

 

Она сидела на прикроватной тумбочке. Свет был потушен. За окном – тишина. Смотрела на его отражение. Долго и пристально. Пугала его, обманывала себя. Дрожь по спине от его слов и страх в душе от его движений. Он просто был. Был рядом. Он просто жил. В другом мире. Он просто терпел. Смотрел на них. Она просто свершала дела и поступки. Необдуманный жест левой руки затронул всех. Цепочка передалась далеко. Она запнулась в темноте. Упала на него. Не хотела разбудить. Получилось. Он спал. Будто заглядывая в его душу, смотрела на закрытые его глаза. Ощущала тепло и страх. Она поняла. Она знала. Но вновь уходила. В ночь.

 

Он был жесток. Он не отказывался ни от одного своего слова. Все дело в ней. Впредь она решила вернуться в стадо и просила у него прощения. Просила смиренно. Но знал он и раньше: стадо благодарно примет ее и насыплет в кормушку немного овса, и нальет в чарку водицы. Она будет помнить, что за все приходится платить. А цена, которую была готова заплатить она, слишком велика. Она не нашла в себе сил остаться тем, кем была. Она не смогла быть одна. Видимо это не ее. Что ж. Это ее право, и ее выбор. Ее жизнь. Но он помнил ВСЕ, и ему было неважно, что она предпочитала забыть. Он верил: однажды она поймет, что так и не смогла убежать от себя и заткнуть свой внутренний голос, но это может случиться слишком поздно.

 

Она запуталась. Упала. Полет фантазий и реальностей. Резких доводов и глупых вопросов. Какова была цена остаться собой?! Что лучше? И кто тому судья? Она выбрала стадо. А разве он его не выбрал? И пусть только попробует возразить, что это стадо выбрало его. И знаете что, она рада будет этому стаду, рада будет кормушке с овсом и чарке с водицей. И не повернется лицом, а подставит спину. Это выбор не вопреки, а во имя…

 

В конфликтном противоречии он ограничивался доводами, что стадо не выбирал и это оно отворачивается от него, иногда с ухмылкой протягивая руку. Но она твердо знала. Знала, что он ненавидит стадо и никогда не будет в нем. «А тем, кто ни разу не жил – подарите свободу сидеть за столом».

 

Она не нашла в себе силы остаться одна? А что подразумевается под одиночеством? Запереться в четырех стенах? Да вот только «в комнате с белым потолком, с правом на надежду» не каждый найдет дверь. Он одинок, но разница лишь в том, что он давно перестал этого бояться. А «по трамвайным рельсам» она может пройтись в любой момент. А он знал – она не пойдет по рельсам никогда. Наверно потому, что это не ее. Да и бог с ним. Возможно, он помнил все. И оттого он одинок. Она помнила лишь тогда, когда хотела. И оттого она одна. Они… находили предел лишь когда видели знак «Стоп!» Внутренний голос будет жить всегда.

 

И каждый выбирает ту сторону и живет по тем принципам, по которым ему удобно. Он создал мир. Внутри Мира. Он был один в мире. Но не одинок в Мире. Верила, знала, - никогда не будет среди стада. Потерял страх. А она совершила побег. Безрассудность.

 

Бесчувственное сердце продолжало болеть. Бесчувственная душа продолжала говорить. Спотыкаясь о себя, блуждала в темноте… Захотела смерти… Великодушное «прости»… И взгляд из окон в никуда… Балансируя на стуле, смотрела вниз… Пропасть и запах травы… Свежепокошенный луг… Запредельные фантазии… И все…

 

Отпустило… Унялось… Только кровь из уха… И тупая боль в висок… Только кто-то прошел, но не успел дотронуться… Только кто-то опустился… Но не услышал дыхания… Только кто-то испугался… Только тебе уже все равно…

 

Забыто… Брошено в пропасть… Скомканная вера в больничной кровати… Рукой к солнцу… Да не дотронуться… Обжечься… Языком ко льду… Да не оближешься… Сломает… Сердцем к надежде… Да не сбудется… Забыто!

 

Часть 3

 

Они встретились также внезапно, как и перестали существовать извне. Они никогда не расставались и никогда не встречались. Они были. Их объединяла музыка… Музыка и страдание… Проходили через мосты, гуляли по рельсам, курили траву и сочиняли песни. Они жили одним днем и забывали себя, когда вспоминали вчера… И дым сигареты затухал медленно… Плавились сердца, болели плечи от груза идей, повешенных на них. Находили тропку, будоражили фантазии, и бились в экстазе на простыне в плену у вечных снов… Им было хорошо… Им было плохо… Им было никак… Им было всегда…

 

Она шла по городу среди потока машин, он шел рядом по полосам. Они любили падать, чтобы потом подниматься. Они любили взлетать, чтобы прожить не зря. Иногда их сопровождала тишина. Тишина, как музыка. Тишина - не факт. Тишиной наполнялось дыхание. Дыхание распространялось повсюду. Останавливалось сердце. Терялся пульс. Не дрожали руки, каменели ноги. Лишь улыбалось солнце, и плакали тучи. И скиталец сверху следил за тишиной.

 

Успокоилось утро… Унялась ночь. Наполнили графин водой, и потекла она по жилам. Они любили нежно. Любили осторожно. Они любили смело, порою даже глупо. Они игрались как дети. Они замирали от восторга. Они смеялись друг над другом. Они стыдились наготы. Их пальцы не всегда сплетались. Их глаза не всегда встречались. Их вечность казалась ничем. Их надежда умирала последней.

 

Лишь был момент, когда повернулись спиной. Лишь был запрет, который перечеркнули чертой. Лишь все закончилось, когда она ушла. Лишь он не смог. Он лишь смолчал.

 

Она ушла… Она врала… Врала себе. Но место было. Врала, чтоб было больней. Врала, чтоб было теплей. Чтоб вспомнилось прошлое, а после – та ночь. Чтоб он не ушел, но все ж…

 

Когда-то была жестоко обманута. Когда-то кем-то в грязь раздавлена. Когда-то это забылось, казалось. Но все оказалось в душе отдавалось. Каждый порыв вольного сердца, каждый надрыв из гортани наружу. Только в комнате по-прежнему сыро… Только за окнами по-прежнему стужа. Только постучалось счастье, но вновь упустила… Только открыла дверь и захлопнула сильно. Только схватилась покрепче. Только заснула… Только не с ним… Обманула.

 

Он был жестоко раздавлен когда-то… Когда-то терпел оскорбленья и плакал… Когда-то забыл он. Сегодня смеется. Но обман пережить не удастся. Он твердо стоял. На земле, что на небе. Он лезвие взял… Кровью да по телу… Кровью да по полу… По старому паркету… По грязной простыне… И понесло куда-то…

 

Она ушла… А он простил… Она забыла… Он любил… Он слушал музыку любви и сочинял о ней стихи. Она забылась. Все не так… А он один на этой койке как дурак… Лежит в психушке… Тихо стонет по ночам… Он не молчал… Он закричал. Он дверь открыл и вышел вон. Он свет увидел. Полюбил его. Забыл и помнил до конца.

 

Она была другой в тот день, когда он повстречал ее. Она рождалась, чтобы быть как он. Но умерла.

 

Сегодня он был счастлив… Но с другой… Сегодня она причинила боль. Сегодня он любил ее. Сегодня она потеряла все… Забыла музыку, семью, ушла, не попрощавшись с ним… Ушла и тихо умерла, оставив в память о себе слова: «Спасибо за тепло у ног! Спасибо за дороженьку в лесок… Спасибо за цветные сны и все, что подарил. Прости… Прости, что причиняла боль… Прости, что не была права… Прости, что ты меня любил. Прости, что дырява была голова. Спасибо, что сумел простить. Спасибо! Помни, надо жить. Я ухожу, прости… А ты – люби!»

 

Не стало боли… Больше стало… В его мозгу опилка как заноза… Он пережил измену, ложь простил… Но не убийство – нету сил. Он обвинил во всем себя. Он обвинил, что предал их… И медленно он сигарету закурил и песню написал… И стих вдруг голос… Остановилось сердце…

 

 

март, 2006

Минашкин Александр

Морозова Юлия

Митта Александр